Белорусское Полесье, середина 19 века… Глухой ночью на незнакомой дороге с главным героем Прохором Чигирём происходит ужасное событие: злой рок сводит его со старой ведьмой, держащей в страхе всю округу. Подавив волю ничего не подозревавшего путника, ведьма заставляет его видеть то, чего на самом деле не было: она предстаёт перед молодым парнем в обличье девушки-красавицы. Но на этот раз матёрая ведьма просчитывается, недооценивает незнакомца, ещё с детства усвоившего наставления своего деда, знахаря из рода Чигирей. Ведьма терпит главное поражение в жизни, получив в противостоянии уродливый ожог лица.

1. О книге
«Ведьма полесская» вырвет Вас из действительности и превратит в комок эмоций и
впечатлений. Любовь и ненависть, ужас и юмор, интриги и реальное колдовство (в книге
использован старинный действующий приворот и др.) — об этом лучше прочесть!
Сюжет романа основан на полесских преданиях и по рассказам старожилов.
Книга написана в стиле гоголевского «Вия» и «Олеси» А. И. Куприна.
Литературная премия (г. Гомель, 2013 г.), презентация на международном фестивале
«Зов Полесья» 2014 г., быстро разошедшийся тираж — вот показатель увлекательности
книги!
Аннотация
Белорусское Полесье, середина 19 века…
Глухой ночью с главным героем Прохором Чигирём происходит ужасное событие:
злой рок сводит его со старой ведьмой, держащей в страхе всю округу. Подавив волю
ничего не подозревавшего путника, ведьма внушает ему видеть то, чего на самом деле
нет: она предстаёт перед парнем в обличье девушки-красавицы. Но на этот раз матёрая
ведьма просчиталась, недооценила незнакомца, ещё с детства усвоившего наставления
своего деда, знахаря из рода Чигирей. Ведьма терпит главное поражение в жизни,
получив в противостоянии уродливый ожог лица.
Теперь только страшной местью живёт старуха, обманом вовлекши в свои замыслы
Янинку (дочь), на свою беду, влюбившуюся в нового панского лесника (Прохора).
Вскоре Прохор встречается с Янинкой и очаровывается её красотой, но… неожиданно
для всех женится на другой! Что предпримет красавица Янинка для завоевания счастья?
Почему другая скороспешно перешла ей дорогу? По чьей вине гибнет первенец
Прохора? Какая страшная тайна раскрывается на похоронах? Всё это можно узнать,
прочитав роман «Ведьма полесская»!
ВЕДЬМА ПОЛЕССКАЯ
Виталий Кулик
(Сокращённый отрывок из романа с жанрами юмора и ужаса.)

2. Белорусское Полесье. Середина 19 века.
Глава 9
У черемшицкой молодёжи вместе с весенним потеплением начинался и сезон
посиделок у костра за околицей. На этих вечорках девчата пели весёлые и грустные,
жизнерадостные и задушевные народные песни. Бывало, заводили жалобную песню о
несчастной любви или о тяжкой судьбине — и плыл над туманным гаем колоритный
перелив грусти и тоски в девичьих голосах. И так брала песня за душу, что невольно
комок к горлу подкатывал. В такую минуту никто не осмеливался прервать этот
чувственный напев ни выкриком, ни даже тихо сказанным словом, ибо это был не просто
напев — это плыл над припятскими просторами зов земли белорусской. Зов Полесья! У
каждого, кто проникся сердцем к своему краю и по воле судьбы покинул родные места,
этот зов стоял в душе криком журавлиным, и печальной лебединой песней звал в родные
места.
Обо всём этом воспевалось по всей сторонке полесской и особенно здесь, у
черемшицкого костра. Наверное, как нигде в другом месте, здесь могли понять чужую
боль не только умом, но и сердцем.
В грусти народных песен отражалось всё наболевшее и выстраданное самим же
народом и поэтому понятное и близкое каждому простому человеку. В такие моменты
взгляды всех собравшихся были притянуты к чарующей пляске пламенных языков. Под
душевный напев многие завороженно смотрели на костёр и пребывали в мечтательной
задумчивости. Что выпадет в жизни на долю каждого из них и как дальше сложится
судьба? Каждый, конечно же, мечтал о лучшем и надеялся на более счастливое будущее.
Но не одной грустью живёт человек. С языческих времён в народе бытуют и
приумножаются весёлые обычаи и обряды, потехи и забавы, дающие человеку огромный
заряд оптимизма в его тяжёлой жизни. Наполненные юмором песни и счастливо
заканчивающиеся сказы питают людей верой в добро и надеждой на лучшее. Любые
невзгоды и трудности человек легче перенесёт, если сможет отвлечься от суровой
действительности и дать душе разрядиться неистовым смехом и весельем. Вот и на
черемшицких посиделках задушевные напевы всегда сменялись радостными переливами
частушек, песнями-шутками, весёлыми играми и задорными колкостями между
девчатами и хлопцами. В такие минуты пробуждался от дремоты вечерний гай,
вздрагивал от дружных взрывов смеха, хохота и пронзительного девичьего визга.
Не оставалось без внимания и фольклорное слово. У костра часто звучали
интересные рассказы и повествования. Велись разговоры о жизни, по несколько раз
пересказывались смешные казусы и жуткие истории.
Вот такими развлечениями издавна славились черемшицкие посиделки. Сменялись
поколения, мужали бывшие подростки, шли под венец повзрослевшие девчата. Им на
смену приходили другие, вчерашние мальчишки и девчонки, и у костра за околицей
никогда не затухала ярчайшая сторонка жизни селянской молодёжи.
На дворе стоял тёплый весенний вечер, а главное — воскресный вечер.
Две подружки неспешно шли вдоль по улице. Уж и сумерки начали сгущаться, но
было хорошо видно, как за околицу, к кострищу, сбиваясь в кучки, стекалась сельская
молодёжь. И у каждого, глядя на многочисленное шествие девчат и хлопцев, на сердце
стояла какая-то волнующая торжественность.
Марылька с Любашей заняли место с краешку, на огромном дубовом стволе-
выворотне, возле которого хлопцы и облюбовали место для костра. Видимо, когда-то
давно в это могучее дерево попала молния и изрядно повредила ствол. Потрёпанная
вершина, расщепленный ствол и начавшая разъедать изнутри дуплистая гниль, ослабили
дерево, поэтому и не удалось устоять богатырю под натиском ветра.

3. Словно соскучившись за зиму по шумным вечерам, весело потрескивая, пылал
молодой костёр. Собравшись только во второй раз после холодов и рассевшись
обособленными кучками, хлопцы и девчата вначале несмело переговаривались,
обсуждали давно известные события и недавние новости.
Марылька чувствовала себя неуютно. Она хоть и сидела тихо в сторонке, говорила
почти шепотом и тем более не пела своим звонким голосом, но всё равно ощущала, что
находится в центре внимания. Девушка часто ловила на себе сочувственные взгляды, и от
этого ей делалось ещё более неловко. Она была уверена, что главная тема тихих
разговоров — кончина её батьки, ведьма и, конечно же, она сама. Марылька также
догадывалась, что одни её жалеют, а другие осуждают. И это портило ей настроение,
оставляя в душе неприятный осадок.
— Да плюнь ты на всех! Поболтают и перестанут. Сегодня ты появилась тут или через
год — всё равно пришлось бы через это пройти. Зато в следующий раз на тебя уже никто
и внимания обращать не станет. Аж обидно будет! Вот увидишь, — Любаша
подбадривала Марыльку и, судя по робкой улыбке на губах подружки, ей это удавалось.
— О! Вот это гость к нам пожаловал! — раздался чей-то радостный возглас.
Все как один одновременно повернули головы и устремили пристальные взгляды на
выплывающую из темноты фигуру.
— Ух, ты! Наконец-то хоть один нормальный хлопец тут появился! — шутливо зазвенел
бойкий девичий голос.
— Чур, девки, не перебивать! Сегодня этот хлопец мой! — ещё один девичий голос
поддержал шутливый тон.
— Э-э-э, девка, не гляди, што я старый! Вот если тебя сегодня проведу до хаты, то ты
потом год будешь за мной бегать! — ответил на шутливые выпады запоздалый
посетитель.
Дружный смех радостно встретил появление в свете костра деда Лявона. Не успев
ещё даже подойти и поздороваться, он уже всем поднял настроение. Приблизившись к
костру и обведя собравшихся хитроватым взглядом, Лявон бодро поприветствовал
молодёжь:
— Вечер добрый всем, кого сегодня не бачив!
— Здрасте!
— Вечер добры! — весело и радостно неслось с разных сторон.
— А я то, старый, гляжу — огонь пылает! Дай, думаю, схожу узнаю, по какому случаю
костёр палят. Аж вон оно што, молодёжь гуляет. Ну и правильно, детки, гуляйте пока
молодые да в силе. А нагореваться ещё успеете.
Все годы дед Лявон был частым гостем на молодёжных посиделках. Несмотря на
огромную разницу в возрасте, его считали здесь своим и всегда были рады его
беззлобным шуткам, подковыркам и особенно весёлым рассказам. Иногда ему даже
перепадала чарка горелки, когда старшие хлопцы отмечали какой-нибудь праздник или
приносили магарыч за такое событие, как сватовство, свадьба иль крестины.
Поговорив с дедом ещё немного о всякой всячине на обыденные темы, молодёжь с
нетерпением ждала от него какой-нибудь занимательной истории.
— Дед Лявон, а ты, говорят, в молодости заправским парубком был. Всех деревенских
девок перецеловал! Дед, ну вот не верится мне в это, хоть тресни! Люди опять, наверное,
пустое мелют? — с расчётом подковырнул Лявона Василь, хлопец постарше, которому
давно уж в пору и жениться было, а он всё верховодил черемшицкой молодёжью.
Василю не впервой было раскручивать деда Лявона на весёлый рассказ, и он знал,
как его поддеть, чтобы услышать ту или иную историю.
— Да всяко бывало. Люди верно гутарят, почитай первым хлопцем на селе был. Не тебе,
конопатому, чета. — Лявон, как всегда, не удержался, чтобы в свою очередь тоже не
подковырнуть бахвала, а заодно и не прихвастнуть по поводу своей «героической»
молодости.

4. Настроение у старика было хорошее. Он уже готов был рассказать этой «пузатой
зелени» — так он часто в шутку называл молодёжь — одну из своих баек. Но, как и
всякий заядлый рассказчик, Лявон тянул время. Ему льстило быть в центре внимания и
нравилось, когда его всячески упрашивали.
Но ушлый Василь начал с другого боку:
— А вот ещё я слышал, дед, что ты, когда в примах был, целовался со своим соседом. Вот
в это мне больше верится! Да и люди не всегда же врут, — допекал он деда Лявона.
— Ай, ну што ты, Василь, мелешь! Якое там «цалавався»? Типун тебе на язык! Небось
слыхал звон, да не вразумел своей конопатой башкой про што он! — заерзал на бревне
задетый дед Лявон.
— Ну, так ты и объясни вот нам, что там у вас получилось. А то ведь люди любят всё
перевернуть. Я про что слыхал, про то и спрашиваю. И вообще, я сильно доверчивый
человек. Всему верю. А может, и не брешут люди… — как бы рассуждая, Василь хитро
зыркнул на Лявона. — Ну, признайся, дед, целовался с соседом?
— Ещё как брешут твои люди! И всё было не так, как говорят! — чуть ли не кричал
Лявон, потому как уже начал сильно нервничать.
— А откуда нам знать, как у вас там было? — всё больше подбивал Василь деда, чтобы
тот рассказал об одном из самых комичных своих приключений. — Я вот знаю только то,
что люди рассказывали: заманил соседа в хлев, и обниматься к нему лез. Да-а-а, и чего
только на свете не бывает! Удивил ты меня, дед, удивил! И с виду вроде нормальный, а
вот глянь ты…
Все собравшиеся у костра обратились во внимание, лишь хитренькими смешками
нарушая разговор Василя с дедом. А Василь после своих слов и вовсе брезгливо
поморщился и даже отодвинулся подальше от Лявона. Дед этого уже не стерпел.
— Хватит почитаемых людей оговаривать! Ты лучше расскажи всем, как сам спьяну к
старухе Базылихе лез! Што?! Скажешь брехня?! — старик не на шутку распалился и уже
аж ерзал на месте.
Все, конечно же, слышали историю, как в стельку пьяного Василя занесло к старухе.
И что ему тогда стукнуло в голову, он и сам потом сказать не мог, но показалась ему в тот
момент Базылиха писаной красавицей. И чуть дело до греха не дошло, да вовремя
молодец спохватился, когда старуха гвалт подняла. А потом, проспавшись, уже почти
ничего и не помнил, но долго ещё прятал стыдливо глаза и избегал острых на язык
односельчан. Поначалу злился, когда напоминали ему то похождение, а ещё спустя
некоторое время лишь отмахивался рукой да со смехом всё на беса сваливал.
Но, по сравнению с приключением деда Лявона, эта история относилась к
цветочкам.
— Ладно, дед, признаю, было дело: напился, а ещё и бес попутал, вот и занесла нечистая
не туда, куда надо было, — миролюбиво сдался Василь, хотя об этом постыдном
поступке ему неприятно было вспоминать. — Но и ты тогда рассказывай, как всё на
самом деле было, чтоб потом кривотолки не ходили.
Что ж, Василь не отнекивался, и деду, хочешь не хочешь, а придётся объяснить этой
саранче, из-за чего такая молва пошла. Да он и так, без всяких намёков, в который уж раз
рассказал бы эту историю.
— Ладно, слухайте и запоминайте! И штоб не было больше сплетен всяких, — сдался
наконец дед Лявон.
Все как по команде живо зашевелились, усаживаясь поудобнее. Вокруг костра
быстро установилась тишина, готовая жадно поглощать в себя каждое произнесённое
слово.
— А приключилось такое вот дело, — начал дед Лявон. — Давно это сталось… вас тогда
и в помине никого ещё не было. Был я тогда уже вдовцом. Помыкался малость, да и
пошёл к одной молодице жить.
— В примы, — подсказал Василь.

5. — Ну нехай буде «в примы», — раздражённо согласился Лявон; он готов был убить
Василя за издевательские выпады. — Ну, так вот… Ага. Аксиньей её звали. Молодица
ядрёная была, кровь с молоком баба. Хоть чуть и постарше меня была, но уж шибко
пышные формы имела. Вот и позарился я на них. Многие мужики даже завидовали мне.
И детишки её не помехой мне были. Двоих она тогда растила. Сперва жили мы, не
тужили. Землица непоганая была, огород был, молоко и сало были, хлеб смачны пекла. Я
во всём ей помогал. Хлев соломой перекрыл, на хате крышу подправил. Сена накошу,
скотинку покормлю. Она тоже баба хозяйственная была. Насчет этого ничего худого
сказать не могу. Что серпом могла жать, что на кроснах ткать, что в печи сварить — всё
умела. Вот тольки дюже знойная оказалась. Мужики заглядывались на неё, а ей это
сильно по душе приходилось. В общем, глаз да глаз за ней потребен был.
И была тады у нас корова. С виду — корова як корова. Молоко добре давала. Но уж
шибко норовистая была. И хитрая! Точно, вся в хозяйку! А подоить её одна только
Аксинья и могла. Никого другого и близко к себе не подпускала. Если придётся, то наши
мужики все могут корову подоить, ну а я что, хуже всех? Попробовал несколько раз
подоить, кали женка на барщине была, — с лихвой горя тяпнул. То хвостом мельтешит,
то ногой по даёнке* взбрыкнёт, а то и вовсе убежит со двора.
И вот в один из летних деньков забегает к нам кума. Говорит, грибы пошли расти и
зовёт Аксинью мою завтра с утра в лес идти. Ну, та и согласилась. Пошли они утром за
грибами, а я по хозяйству корпаюсь. Вот уж и обеденное время подоспело. Коров на
дойку пригнали, а грибников всё нет. Подождал я ещё немного, да и решил сам подоить
эту шельму рогатую. А чтобы задурить скотине башку её хитрую, дай, думаю, тоже
зраблю по-хитрому. Ну не может же такого быть, чтоб человек не перехитрил скотину! В
общем, взял я, да и переоделся во всё Аксиньино. И хусткой обвязал голову, чтоб бороды
не видать. Одни вочы оставил. И даже тряпок за пазуху напихал. У Аксиньи-то цыцки
были — ого-го! Без них рогатая бестия сразу распознала бы подвох.
Подошёл я, значит, к хлеву, перекрестился, открываю ворота. Гляжу — рябая
шельма таращит свои глаза на меня и аж жевать перестала. Видно, всё же заподозрила
что-то. Ну, я вихлястой походкой прошёлся перед её мордой и думаю: пора за дело, пока
она ещё до конца не допетрила что к чему. Только нагнулся к вымени, а на меня сзади
кто-то прыг, и давай сподницу* задирать. Я от переполоха аж онемел. В хлеве-то ворота
прикрыты! Притемно! Не разобрать: хто да што! Думал, што чорт яки напал. А этот чорт
уже и за пазуху норовит залезть. А я всё никак скумекать не могу, што ж это происходит:
прицепилось што-то сзади и пытается задавить меня! И только когда тот «чорт»
заговорил, да ещё и целоваться ко мне полез, до меня всё и дошло! Сосед! Пыхтит и
разворачивает меня к себе. Это, наверное, штоб поцеловать. И таким это томным
голоском: «Аксиньюшка, люба моя, я уж истомился с самого утра в хлеву тебя ожидать».
Ну, думаю, вот и дождался!
— Дед, а что корова? — зная эту историю, Василь всё не унимался и задавал наводящие
вопросы. Ему также приходилось покрикивать на тех, кто слишком громко хохотал и
мешал слушать дальше.
— Хм, а што корове? Она таращилась удивлённо на нас, а у самой морда такая довольная
была, што мне так и хотелось дать ей по той наглой морде даёнкой. Не её ведь за вымя
таскали! Но сначала, думаю, надо с этим соседом разобраться. А как я с ним разберусь?
Он на голову выше меня, да плечи, што в ворота еле пролазят. Ну, вот я тогда и решил,
што одолеть я его в жисть не одолею, а вот огорошить — попробую. Увернулся, значит, я
от его слюнявых поцелуйчиков, да и опустил хустинку с лица своего. А он-то всё ещё у
меня за спиной. И никак, кобель, не поймёт, отчего это Аксинья упирается. По всему
видать, не впервой корову вдвоём доили. Может, та и молока много давала, што для неё
такие представления устраивали. Ага… на чём я там остановился? — переспросил Лявон.
От громкого смеха слушателей он даже немножко сбился с мысли, что крайне редко
с ним бывало.

6. — Хустку опустил, чтоб борода видна была, — подсказали деду.
— Ага, точно. А борода у меня тогда пышная была да чернявая, не то што сейчас. Ну,
опустил, значит, я тихонько с лица хусточку, сморщил рожу ужасную и глаза к
переносице в одно место скосил. Поворачиваюсь к нему, а он и рад уж, думал, наверное,
што Аксинья сейчас обнимать его будет! И снова, гидота, целоваться лезет. А я набрал
полную грудь воздуха, да как зарычу зверем на него, да как вцеплюсь руками в его
жиденькую бородку. Тут-то он и разглядел как следует личико «Аксиньи». А я рычу
пуще прежнего да ещё делаю вид, што и загрызть его хочу. А у самого мысля мелькнула:
если б со мной такое приключилось, то, наверное, сердце от страху сразу б разорвалось. Я
в тот момент точно зверь-зверем был. А он стоит себе — и хоть бы што! Не вскрикнул, не
дрогнул, с испугу к воротам не кинулся. Стоит на месте — и всё тут! Во, думаю, кремень
мужик! Такого одними косыми глазками не испугаешь.
А в хлеве оглобля негожая валялась. Ещё до меня Аксинья притянула откуда-то, да
и кинула там, авось пригодится. Ага. Деваться-то мне некуда. Надо ж начатое до конца
доводить. Думаю, раз напужать не удалось, так хоть этой оглоблей со злости хрищену.
Оттолкнул я его от себя, штоб оглоблю, значит, успеть схватить, и што-то мне в его
облике странным показалось. В хлеве хоть и не так видно, как на дворе, однако ещё раз
глянув на этого дояра, я сразу понял: задумка моя удалась на славу! Портки-то у
соседушки от испуга шибко мокрые стали. Ну а тут и он сам начал в себя приходить.
Оказывается, если людину врасплох сильно испугом взять, то он может на некоторое
время онеметь и не двигаться. Вот соседушка и начал из такого онемения выходить. Тут
уж и я не на шутку перетрухнул, ибо первое, што он проявил, это от страху истошно
диким криком заорал. Испуг, значит, из него начал наружу лезть. Ну и с этим криком-
воем, от которого потом у коровы понос приключился, рванул кобелина на двор. Теперь
на моей стороне были все преимущества, потому как противник обратился в бегство. Но
до оглобли я дотянуться уже не успевал: уж больно резво гад рванул. Да и гнаться следом
было бесполезно. Единственное, што было под рукой — даёнка. Вот и запустил со всего
размаху я этим ведром в широкие молодецкие плечи. И откуда силы столько взялось!
Жалко, конечно… Такое ведёрко хорошее было, сам мастерил. Обручики ивовые не
выдержали. Клёпки по всему двору разлетелись…
Вот, значит, как я вывел на чистую воду и жёнушку свою «верную», и соседа-
кобеля, и корову-сводницу.
Все долго смеялись и живо обсуждали смекалку и «военную стратегию» деда
Лявона.
— Дед, а расскажи ещё что-нибудь.
— Про огород, як в осень садили, — с разных сторон летели просьбы и заявки на
очередную историю.
— Хватит уже. Час поздний. Пора и по хатам. А то утром проспите, а я виноват буду.
— Не проспим! Ну, хоть коротенько что-нибудь! — умоляюще ныли голоса.
— Ну, если коротенько, то слушайте. Наш Семён Игнатич на днях купил ещё одного
крепостного. Да не простого, а молодого парубка, красивого и смелого. Насчёт красивого
— это для девчат, а насчёт смелого — для наших оболтусов.
Услышав это известие, Марылька встрепенулась, даже, сама не зная отчего,
забеспокоилась. Начала бросать по сторонам напряженные взгляды, порывалась встать и
идти домой.
— Ты чего заёрзала? — Любаша легонько толкнула подругу локтем.
— Да так, ничего. Поздно уже, домой пора.
А вокруг разгорались страсти по поводу «местных оболтусов». Хлопцы смеялись и
тыкали пальцами один на одного.
— Это кто ж тут оболтус? — как всегда, первый наигранно возмутился Василь.
— Хватает таких. Но не о тебе сейчас сказ, — словно от назойливой мухи, отмахнулся
Лявон, ясно дав понять, кто здесь оболтус. — Помните, перед Рождеством пан шкуру

7. медведя привёз? Так вот, этот хлопец ходил тогда с панами на охоту на вепря... А там,
откуда ни возьмись, и выскочил тот здоровенный медведь. Охотников с ружьями
поблизости не оказалось, так этот хлопец, чтоб не упустить зверя, задушил его голыми
руками.
— Ну, дед, ты уже и загнул!
— Не верите — можете спросить у самого пана Хилькевича. Я ж даже шкуру того
медведя проверял: ни одной дырки от ружейного заряда или рогатины. Только где шея,
шкура продавлена, аккурат как человеческими руками. Во как! А хлопца этого Михаль
нынче должен был забрать из Каленкович, да што-то там не получилось. Завтра уж точно
будет в имении.
— Во даёт, старый!
— Про нового крепостного хлопца я намедни тоже слыхал. Вроде как объездчиком буде
службу нести, — сказал один из деревенских парней.
— То-то ж. Дед Лявон никогда не бреше, — сделав такое важное заявление, Лявон встал,
давая всем понять, что можно уже и расходиться.
Зашевелились и все остальные. Везде обсуждалась услышанная новость.
Марылька с Любашей тоже встали и, поёживаясь от ночной прохлады, направились
вместе со всей гурьбой к селу.
— Любаш, пошли быстрее! Мне домой спешно надо, — вдруг, ни с того ни с сего,
взволнованно прошептала Марыля.
— С чего это вдруг? Сталось что? — удивилась девушка странному поведению
подружки.
— Ничего не сталось. Просто мне надо сейчас быть дома.
— Уж не собралась ли ты, подружка, хлопца того встречать? — весело пошутила
Любаша, но, наткнувшись на тревожный или гневный — при лунном свете не разберёшь
— взгляд Марыли, тут же осеклась. — Ну, не сердись. Надо — так пошли.
И две девушки спешно шли по лунному лугу, быстро оставив всех позади.
А ночное светило, плывя по своему звёздному владению, находилось в самом
зените, показывая глубокую полночь…
Глава 10
(Ночь. На незнакомой дороге главный герой неожиданно встретил попутчицу. Она
назвалась Марылей. Дальше было решено идти вместе, потому что об этих местах ходила
очень уж дурная молва.)
— Красивое имя. Под стать самой хозяйке... А про беду твою я уже наслышан. Мне жаль,
что так случилось, — сказал Прохор своей новой знакомой.
— Мне тоже очень жаль… и очень тяжко.
Прохор и Марыля некоторое время шли молча, размышляя каждый о своём. Звёзды
и весна вселяли в их молодые сердца необыкновенное чувство романтического трепета.
Полночная луна щедро проливала холодный свет, озаряя путь, на котором сейчас
находилась эта пара.
Ничто в мире не происходит просто так, случайно. Но в тот момент парню и в
голову не могла прийти одна простая мысль: «А почему это сейчас, в таком месте и в
такой час произошла эта встреча? Не странно ли?» Но пока никто не мог бы сказать,
прихоть счастливой судьбы или воля злого рока свела его вместе с этой девушкой? Хотя
нет! По крайней мере, два человека знали об этой встрече, но вот о последствиях никто из
них даже и предположить не мог…

8. — Послушай, Марыля, — сказал вдруг Прохор, — я понимаю, что сейчас не время и не
место, но мне очень хотелось бы услышать именно от тебя, что и как произошло с твоим
батькой. А в то, что говорят люди, я как-то не очень верю.
— Ты мне имени своего так и не назвал, — словно не услышав просьбы Прохора, тихо
сказала девушка.
— Прохор.
— Так вот, Прохор, для нас сейчас главное — добраться до села без всяких приключений.
Я хоть и не богата годами, но в людях трошки разбираюсь и думаю, что с твоей стороны
ничего худого не будет. А…
— Да ты ж меня совсем не знаешь! Тремя словами лишь обмолвились, а ты уже и
разобралась! А вдруг я разбойник какой! — сильно удивился Прохор доверчивости
девушки.
— Разбойник? — улыбнулась Марыля. — Это слова. Глаза твои говорят обратное. Ну а с
батькой что случилось, то лучше как-нибудь в другой раз. Ты правильно заметил: не
время и не место. Я лишь добавлю известными словами, что не надо будить лихо, пока
оно тихо.
— Ты хочешь сказать, что если мы сейчас будем говорить о какой-то колдунье, то она
может и явиться?
— А кто его знает? Только мы уже говорим о ней, и мне что-то от этого не по себе.
Страшно. Наверное, надо было остаться всё же на хуторе. Хоть и не в хате, а всё ж
людское жильё рядом — не лес вот этот тёмный, — сказала Марыля и с тревогой начала
оглядываться.
Они сейчас шли по ночной дороге, по обеим сторонам которой мрачными стенами
стоял старый лес. Идти одному тут было бы до невозможности жутко и страшно. Прохор
был несказанно рад неожиданной попутчице, да ещё такой миловидной внешне и
приятной в общении. А то, что Марылька заметно прихрамывала и не могла быстро идти,
не беда. Рядом с ней Прохор чувствовал себя настоящим витязем и готов был хоть всю
ночь напролёт сопровождать такую девушку, а если понадобится, то и защищать.
Окрылённый присутствием такой пригожуни он уже не страшился и самого чёрта
лысого!
Пройдя ещё с полверсты, Марылька стала хромать сильнее. Было заметно, что она
стойко переносит боль, а виноватые взгляды на Прохора показывали её стеснение за
причиняемое неудобство.
— Как нога? Болит? — поинтересовался Прохор.
— Угу. Вот не думала, не гадала, да беда такая напала, — остановившись и потирая ногу,
скороговоркой нерадостно обронила Марыля.
— Может, перетянуть надо? Давай тряпкой обвернём.
— А, пустое. До свадьбы заживёт.
— А у тебя что, свадьба скоро?
От слов Марыли Прохору вдруг стало грустно. Он даже сам себе удивился: эту
девушку он знает не больше часа. «Кто она ему такая? Да никто! И к чему тут вдруг это
чувство сожаления, что девка уже занята! Белиберда какая-то! Да у меня ещё этих девок
будет — пруд пруди!» — хорохористо подумал Прохор, но настроение от этого не
улучшилось.
— Не. Это просто говорят так часто. А ты чего это вдруг скис?
— Да так… за тебя вот волнуюсь. Давай, может, посидим. Отдохнёшь малость, и дальше
пойдём, — сказал повеселевший хлопец.
— Не стоит останавливаться. Тут уж осталось почти ничего. Дойдём.
— Ну, как хочешь. Тогда пошли тихонько, — сказал Прохор и, подойдя к девушке,
протянул ей руку. — Обопрись на меня. Легче будет.

9. Как ни противилась Марылька передышке, но всё равно вскоре пришлось
остановиться. Не пройдя ещё и четверть версты, она вдруг, как назло, оступилась на
больную ногу и вскрикнула от боли.
— Черт! Ну, надо же! Одно невезение… — чуть не плача, с досадой чертыхнулась
девушка.
— Хочешь, не хочешь, а надо дать ноге отдых и обязательно потуже перевязать. Скорее
всего, ты потянула ещё и сухожилия.
— Ладно, давай передохнём. Я немножечко посижу, может, боль и поутихнет.
Оглядевшись, Прохор выбрал место, где должно быть посуше и, расстелив свою
свитку, помог Марыле присесть. При этом он непроизвольно коснулся щекой её виска.
Близость девушки и ржаной запах её волос приятно дурманили рассудок. Сердце
учащённо забилось. Сдерживая себя, чтобы не прикоснуться губами к манящей белизне
девичьей шеи, Прохор выпрямился и огляделся вокруг. Они были на небольшой опушке
при самой дороге.
— Вытяни ногу, пусть отдыхает, а я попробую собрать сухого хвороста и разжечь костёр.
Всё веселее будет, — пытаясь унять выдающее его волнение, сказал Прохор.
Направившись к ближайшим деревьям, он услышал встревоженный голос
Марыльки:
— Далеко не отходи. Мне страшно тут одной.
— Не бойся. Я мигом.
Чуть ли не на ощупь Прохор быстро собрал целую охапку сучьев, веток и другого
хвороста. Этого вполне хватало на небольшой костёр. Достав из поясной шабеты*
кремень, кресало и трут, он умело и быстро добыл огонь. Вскоре на опушке уже весело
потрескивал костёр, внося свою лепту романтичности в случайную встречу молодых
людей.
Прохор присел рядом с Марылей. Ему всё труднее становилось сопротивляться
неудержимому влечению к этой девушке. Прежде он встречался со многими девчатами и
чувствовал себя с ними уверенно и свободно. Но и встречи те были для Прохора
малозначимы и кратковременны. Они больше походили на дружбу, хотя девчата
заглядывались на него отнюдь не просто дружескими взглядами.
С Марылей же Прохор сразу почувствовал, что эта девушка особенная. Он с
воодушевлением шутил и поддерживал разговор, стараясь не показаться скучным или
нудным. Но лишь только слова затрагивали тему сердечную, как парень начинал
смущаться, терялся и боялся сказать что-либо невпопад. Любое робкое высказывание
девушки, касающееся амурных дел, Прохор воспринимал на свой счёт, и от этого его ещё
больше охватывало чувство неловкости. Он умилялся добродетели Марыльки и ощущал
её превосходство в целомудренном отношении к жизни. Временами на Прохора находило
такое чувство благоговения, словно он был собственностью этой прелестной панночки и,
невероятно, но ему это нравилось. А она, такая красивая и нежная, снизошла до того, что
позволила своему холопу общаться с собой на равных. Разыгравшееся воображение
вызывало в нем ещё больший, почти болезненный интерес к попутчице.
При свете огня Прохор с нескрываемым интересом разглядывал девушку. Он всё
пытался рассмотреть, какого цвета у неё глаза. Но, то ли света было слишком мало, то ли
ещё что, но ему никак это не удавалось. Прохору нравилось всё в этой девушке. Простота
и скромность Марыли в союзе с красотой и стройностью фигуры наверняка заставляли
трепетно воздыхать не одного парубка. Странно, возникшее вдруг ревностное чувство
сейчас сильно беспокоило парня, но он пока не осмеливался спросить у Марыли, есть ли
у неё суженый.
Прохор тоже заинтриговал девушку своей непосредственностью и молодецкой
привлекательностью. Окончательно освоившись и украдкой рассмотрев попутчика с
мужественными чертами лица, Марылька с каждой минутой вела себя всё более уверенно

10. и раскрепощённо. В её разговоре начали проскакивать кокетливые нотки. Это немного
смутило Прохора, но весна и молодость сметали начисто все смущения и сомнения.
— Ну, как ножка прелестной панночки? — вглядываясь в глаза девушки и поддаваясь её
игривому тону, спросил Прохор.
— Болит! И никто помочь не может бедной девушке.
— Так я ж говорил: давай перевяжем… Тугую повязку надобно наложить.
— Ага, говорил и тут же забыл.
— Жаль, что у меня нет подходящей латки. Ничего, сейчас от рубахи низ оторву.
Прохор с готовностью вскочил и начал спешно осматривать свою рубаху, выбирая,
откуда лучше оторвать полосу ткани. Марыля не на шутку встревожилась такому рвению.
Ведь на парне была добротная и красивая, с вышивкой, рубаха.
— Не балуй! Я пошутила, а ты и рад стараться! — рассмеялась девушка.— Да и нога уже
почти не болит.
Насчёт боли в ноге Марылька, конечно, сказала неправду, дабы остановить Прохора
от опрометчивого поступка. И это сработало. Руки парня замерли, а глаза всё равно с
недоверием смотрели на неё.
— Глупенький, пошутила я, — опять повторила девушка, только на этот раз не с
насмешкой, а, как показалось Прохору, ласково. — Ты и так мне помог, а то бы сидела
сейчас где-нибудь возле того хутора и ревела бы от страху. А так я сейчас встану, и мы
очень скоро будем в селе. Я уж буду стараться.
— Посидим ещё немножко, — со сладким волнением сказал Прохор и опять опустился
рядом с Марылей.
Костёр уже догорал, а Прохору очень не хотелось приближать время расставания с
этой обворожительной девушкой. До Черемшиц рукой подать, а там когда ещё придётся
свидеться с глазу на глаз?
Марылька снова порывалась встать и идти. Прохор отговаривал.
— Так мы же только присели, а ты уже готова опять идти! Не! Ноге ещё нужен покой. Я
сейчас ещё принесу хвороста, а когда и он догорит, тогда уж точно пойдём! Добре? —
сказал он и, вставая, опять слишком близко наклонился к девушке.
Марыля протянула руку и, что-то проворковав, нежно провела тёплыми пальцами по
щеке Прохора…
Это было что-то неописуемое. Восторг и ликование клокотали в душе парня,
перерастая в неудержимую страсть. В сильном возбуждении Прохор уже не мог
сдерживаться, а какой-то внутренний голос подсказывал, что девушка охвачена такими
же чувствами. В порыве страсти он обнял её и начал жадно целовать. Марыля сделала
лишь слабую попытку сопротивления, но через мгновение оба они уже были в плену
сладкой истомы поцелуев. Опьяненный бурной страстью, парень долго с жаром целовал и
ненасытно ласкал девушку. Она отвечала тем же. Наконец Прохор с шумным и
учащённым дыханием оторвался на мгновение от пылающих девичьих уст. Таких
восхитительных мгновений он ещё не испытывал. Переводя дух и любуясь юной
красавицей, Прохор понял, что он уже в сладком плену взаимности, в который все
стремятся попасть и из которого никто никогда не бежит. Окрылённый неожиданным
успехом парень заглянул в глаза своей царицы.
Прохору почему-то с самого начала казалось, что глаза у Марыльки непременно
должны быть голубыми. Или ему, наверное, очень уж так хотелось, чтоб именно
васильковый цвет глаз был у такой девушки. И он уже готов был без раздумья окунуться
с головой в этот васильковый омут. Всё ещё нежно держа прелестную головку Марыльки,
Прохор чуть отклонился, чтобы лучше разглядеть обворожительные очи. Серебро
лунного света, на миг запутавшись в её длинных ресницах, заблестело в дивных глазах,
и… Прохора обуял дикий ужас! Его в упор пожирали желтые глаза зверя! Глаза ночного
зверя!

11. От страху душа словно окунулась в леденящий холод. Сердце бешено заколотилось.
Прохор резко вскочил.
— Ты чего?! — испуганно встрепенулась и Марыля. — Напугал только…
Прохор стоял и смотрел расширенными от ужаса глазами на сидящую девушку.
«Господи! И надо же такому привидеться!» — лихорадочно думал он. Перед ним была
всё та же прекрасная попутчица, напуганная его выходкой. Её взгляд с тревожным
непониманием остановился на Прохоре. «И глаза у неё вовсе не ужасные. Очень даже
красивые глаза…» — успокаивал себя хлопец, а мысли его хаотично метались и путались.
Он бесплодно пытался понять, что же тут происходит, что же он увидел! Не придумав
никакого веского объяснения, Прохор подавленно сказал:
— Пойду соберу чего для костра. Что-то зябко становится. — И не дожидаясь ответа
Марыльки, Прохор опять направился к лесу. Ему нужно было время, чтобы осмыслить
странное видение. Глаза никогда ещё его не подводили…
— Ну-ну, иди… ухажёр, — прозвучало вслед.
На этот раз слова были сказаны тихо и холодно. Прохор ничего не услышал…
В душе и сердце обеспокоенного хлопца ещё не успел стихнуть ураган страсти, а в
разум уже настойчиво стучалась тревога. Прохора лихорадило от предчувствия, бившего
набат во все колокола души. Оно чувствовало что-то нехорошее и теперь уже
неизбежное! И в этот момент Прохор по-настоящему пожалел, что не послушался Ваську
Кота...
Бросив на землю охапку сучьев, парень начал нервно подбрасывать их на уголья.
Ему нужен был свет! Мелкие ветки сразу взялись ярким пламенем. Длинный толстый сук
Прохор сломал об колено. При этом сухая палка, громко треснув, выстрелила большой
щепкой в сторону. Отскочивший кусок упал недалеко от Марыли.
— Ну вот, хвороста и так мало, а он им ещё и разбрасывается, — ухмыльнулась девушка
и потянулась за щепкой.
Широкая и длинная юбка-андарак, до этого полностью прикрывавшая ноги
девушки, поползла вверх к коленям. Прохор хоть и был обеспокоен тревожным
предчувствием, но не смог удержаться, чтобы не бросить украдкой взгляд на
представившийся заманчивый вид.
Парня, не успевшего окончательно прийти в себя после недавнего потрясения, снова
хватил шок от ужасного зрелища. Расшитый подол юбки вместо стройных ног оголил…
копыта! Самые настоящие копыта! Человеческая кожа ниже колен плавно переходила в
тёмно-серую шерсть. А там, где должны были быть изящные девичьи ступни,
«красовались» уродливые копыта. От такого жуткого зрелища могли потерять
самообладание многие храбрецы.
Охваченный смертным ужасом, Прохор так и онемел с веткой в руке. Не в силах
оторвать взгляд от шокирующего видения, он застыл с широко раскрытыми глазами.
Теперь уже никаких сомнений не было. Зловещая догадка по живому резала сознание
Прохора: «Так вот о каких чудесах меня остерегали! Вот она — ведьма!» Ужас сковал
тело, но разум не сдавался и лихорадочно вытаскивал из памяти наставления деда: «При
встрече с дьявольщиной важно не впасть в панику и скорее отвести взор от цепляющейся
чертовщины. Не испугаться! Помни: испуг — твой враг! На глаза легко навести пелену
видений, на голову — накинуть мороку. Ничему не верь! Главное в таком разе — вера в
себя, в свои силы и, конечно же, вера в Бога!» Ну а про молитвы да крестные знамения
так Прохор и сам знал. Это знали даже дети.
Прохор всем телом ощущал на себе тяжёлый, подавляющий силу и волю, взор.
Наперекор подсознанию, завороженный взгляд хлопца медленно, сопротивляясь и
упираясь из последних сил, поднимался, полз вверх по фигуре спутницы. Уродливые
копыта… красивые колени… соблазнительные бёдра… Высокая девичья грудь не
задержала внимания Прохора… Его взгляд подбирался к бездне! А вот и она —

12. колдовская бездна! Глаза! Красивые и неземные… Противиться им не было ни сил, ни
желания…
Красота попутчицы стала прямо-таки зловещей. У Марыльки, или кто там она на
самом деле, на лице уже блуждала холодная полуулыбка-полуоскал. Вытянувшись,
словно дикая кошка, она зазывающе откинулась на свитке. Глянув на свои ноги, девушка
удовлетворенно ухмыльнулась и не стала их прикрывать. Она была уверена в себе! Она
была уверена в своей силе! Настало её время! Настал час ведьмы!
Непонятное существо томным взглядом манило к себе человека. Прохор физически
ощущал, как с каждым мгновением всё больше подавляется его воля. Дышать
становилось всё трудней и трудней. Если немедля ничего не предпринять, то потом будет
уже поздно. И страшно подумать, чем это всё может закончиться.
Первое, что сделал Прохор, — это с неимоверным усилием оторвал взгляд от
колдовских глаз. Собрав остатки воли в кулак, он выжал из памяти всё, что может сейчас
пригодиться. На исходе сил, повинуясь интуиции, он непослушной рукой рванул ворот
рубахи. Дышать стало чуточку легче.
И тут сполохи костра отразились на гранях маленького нательного крестика-
оберега, подаренного дедом. В то же мгновение Прохор с удовлетворением заметил, как
вздрогнула красавица, исказилась в лице. В её очаровательных, но хищных глазах
появилось замешательство.
А губы жертвы уже невнятно шептали: «Отче наш, иже еси на небесех…»
Невероятно, но Прохор с огромным облегчением чувствовал, как с каждым
мгновением слабло давление на его сознание; медленно, но уверенно начала
возвращаться ясность рассудка. И вот наконец он уже мог смело взглянуть и на свою
роковую попутчицу. Его решительный взгляд — и уже в лике коварной красавицы
растерянность и смятение. Вдобавок к этому ещё добрый десяток лет мутным осадком
лёг на её облике, превратив юную несколько мгновений назад девушку в молодую
женщину.
Видя, что что-то пошло не так, молодица сильно забеспокоилась. Такого с ней ещё
не случалось. Она до сих пор без всяких затруднений завладевала волей своих жертв. А
тут ведьма почувствовала сбой. Видать, всё же нашла коса на камень. Произошло самое
страшное, что может произойти в колдовском ремесле — ведьма впервые усомнилась в
своих заклятиях, потеряла уверенность. Её охватило смятение и паника от твёрдого и
осмысленного взгляда жертвы. Это был уже не агнец для заклания! Теперь перед собой
ведьма видела непримиримое противостояние. Достойное противостояние!
Молитвы, вера и крепость духа простого с виду селянского хлопца возымели
необычайный эффект, и Прохор был поражён переменами в облике спутницы. Несколько
мгновений назад, прямо на его глазах красивая девушка превратилась в женщину, и вот
уже молодая женщина продолжала морщиться и стареть, обнажая свой истинный облик.
Теперь это была уже пожилая баба в затрапезной одежде и с перекошенным от злобы
лицом. Всё, что ему виделось до этого: юность, красота, соблазнительность — всё это
было наволокой, колдовской пеленой. Да, слишком доверчив был парень и поэтому легко
попал в плен чужой воли. Чужая воля заставила его видеть то, чего на самом деле не
было.
«Господи, а как же поцелуи?! — мелькнуло в голове Прохора. — Молю Бога, чтобы
и их не было!»
Ведьма в ярости извивалась и шипела, выплевывая проклятия. Но уже ничто не
могло заставить Прохора расслабиться и опять поддаться колдовским чарам. В великой
злобе ужасная старуха сама потеряла власть над собой! Видя тщетность своих усилий,
она в порыве бешенства, зверем бросилась на воспротивившуюся жертву. Но не только
она была одержима яростью. Окончательно избавившись от колдовских чар, Прохор
горел желанием раз и навсегда расправиться с этим исчадьем ада. Не он первый бросил

13. вызов! И не пристало ему от страха смиренно падать в ноги безжалостному Молоху
тьмы!
Перехватив вытянутые к нему руки старухи, Прохор с силой крутанул их. Его
поразила скрытая мощь жилистых рук с грязными узловатыми пальцами. Он еле
удерживал ведьму. Словно бешеная рысь, она норовила выцарапать ускользающей
жертве глаза, билась и кусалась. Прохор чувствовал, что такого натиска он долго не
выдержит. Собравшись с силами и резко приподняв старуху, он со всей мочи опустил её
прямо на костёр. Лицо ведьмы как раз угодило в горящие уголья. Для пущей верности
Прохор ещё и надавил коленом на спину взбесившейся старухи! Он намеревался так
удерживать её до конца, насколько хватит сил! У него или у ведьмы!
Дикий звериный рев всколыхнул всю округу. Вздрогнуло и замерло в ужасе всё
живое. Прохор, словно былинка, отлетел в сторону. От чудовищного нервного
напряжения и от удара при падении сознание погрузилось в бездну. Последнее, что
смутно ощутил Прохор, — смрад палёной плоти и быстро удаляющийся в чащу
истошный вой ведьмы…