Жемчужина - русское издание. Редактор-издатель Тамара Малеевская, Австралия.

1. № 28 октябрь 2006 г. Жемчужина 1
Слетают стайкой
листья с тополей.
И с высоты,
где отгремели грозы,
Серебряные трубы журавлей
Напомнили, что близятся морозы.
И где-то далеко-предалеко,
Откуда тучи движутся устало,
Как будто с неба льётся молоко,
Которое в полёте снегом стало...
Евгений Кохан.
Россия.
Что мне судьба ни готовь, Ветер взъерошил листву,
Вынесу беды любые: Дождик закапал – откуда?
Вера, Надежда, Любовь – Этим дышу и живу -
Птицы мои голубые... Это же сущее чудо!
Как подобрел чернозём!.. Я и грущу и смеюсь
Выбросил первые всходы. Меж перелесков и пашен.
Золотобоким язём Смерти – и то не боюсь,
Солнце упало на воды. Вот до чего я бесстрашен!
Никнут колосья во ржи – Пусть ежегодно терплю
Каждый росою обрызган. Я за потерей потерю,
И молодые стрижи Если я что-то люблю –
В небо врезаются с визгом. Значит, надеюсь и верю...
Журнал «Сестра» 1998 г., Россия. Николай Старшинов.
Отрывок из письма Н.В. Спирс, (д-р Васильева), Новая Зеландия, ноябрь 2006 г.
«...В канун 500-летия некогда знаменитого Александро-Свирского монастыря, что
под Петербургом, произошло настоящее чудо...
На его территории когда-то находился, среди других храмов, храм Святых му-
чениц Веры, Надежды, Любови и матери их Софии. За годы советской власти мона-
стырь и храм превратились в груды развалин и мусора. Некогда славная обитель стала
местом запустения, полного забвения, местом помойки и надругательства над святы-
нями. Но вот нашлись люди, которые своим жертвенным трудом - полуголодные, без
помощи Епархии или каких-либо спонсоров - быстро и качественно восстановили и
обустроили этот дом Божий. Ещё несколько лет назад никто не верил, что можно
поднять такую махину из полнейшей разрухи. Все работы велись вручную, даже
кирпичи люди изготовляли сами. Сейчас в эту обитель вернулась былая красота. Сюда
съезжаются не отдельные паломники, а целые приходы с настоятелями и туристы, -
сейчас их становится всё больше и больше. Поэтому появилась возможность устано-
вить в иконостасах новые иконы, написанные известными иконописцами. Над храмом
вознеслись золотые купола и кресты. В общем, свершилось действительное чудо бла-
годаря вере народной. И вот сейчас над этим храмом и над монастырём время от
времени происходят непонятные свечения, - эти удивительные явления, небесные
знамения, были отмечены многими людьми.
Хочется надеяться, что и наша Россия в конце концов выйдет из тьмы...»

2. 2 Жемчужина № 28 октябрь 2006 г.
В парке, где над озером белые мосточки,
Осень ходит медленно в жёлтеньком платочке...
Из ведёрка с краскою брызнет на деревья,
И – узор затейливый, прямо загляденье!
Тронет бледным золотом листья на берёзке;
И осине горестной все осушит слёзки;
И добавит красного - так же, как и клёну, -
Примелькался осени их наряд зелёный...
Кончит, полюбуется акварелью новой,
И остатки выплеснет на лужок ковровый;
Но пройдёт, не трогая горделивых сосен,
Лёгкою походкою золотая осень...
Галина Соболева.
Сборник «Лирная Пристань», Сидней 1984 г.
О
дни из этих песен теперь уже забыты, но в своё время были излюбленными; другие до
сих пор живут и пользуются широкой популярностью и в наше время, но живут
большей частью анонимно – в песенном быту имя автора легко забывается. Именно
здесь, в области авторства тех или иных песен, читателя ждут многочисленные сюрпризы.
Сюрприз относится порой не только к имени автора, доселе читателю неизвестного, но и ко
времени написания песни – к её «возрасту». Вот, например, незатейливая песенка, памятная
многим из старшего поколения ещё из детских лет: «Пчёлка златая, что же ты жужжишь, Всё
вокруг летая, прочь не летишь...» Мало кто из распевавших её, знал, что написана она была в
1796 году Гаврилом Романовичем Державиным.
А вот другая песенка, гораздо более распространённая и сохранившаяся в песенном
обиходе до наших дней (её, между прочим, поёт гармонист Иван Грачёв в бунинском рассказе
«Речной трактир»): - «Я вечор в лугах гуляла, Грусть хотела разогнать, и цветочки там
искала, Чтобы милому послать...». Оказывается, написана она была ещё раньше – в 1793 году –
Г.А. Хованским, малоизвестным поэтом 18-го века.
Песня «Стонет сизый голубочек...» относится к тому же времени (1792 г.) и написана И.И.
Дмитриевым. Но кто был автором столь популярной песни, как «Выйду ль я на реченьку...»?
Кто знает в наши дни, что она была написана тоже в 1790-х годах и что автором её был поэт
Юрий Нелединский-Мелецкий (1752-1829)..?
Кто не помнит излюбленной песни студенческих пирушек и летних лагерных вечеров
«Среди долины ровныя»? Все мы распевали её, вернее говоря, её первые два четверостишия:
мы не знали, что это довольно длинное стихотворение в двенадцать строф, написанное в 1810-х
годах профессором Московского университета, поэтом и критиком А.Ф. Мерзляковым. Книжка
его ранних стихов «Песни и романсы А. Мерзлякова» вышла в 1830 году, в год его смерти.
Другому педагогу, инспектору Казанской гимназии, а позже адъюнкт-профессору
Казанского университета Н.М. Ибрагимову принадлежит столь же популярная песенка «Во
поле берёзонька стояла...»
А кто знает, что чувствительный романс (многократно издававшийся в виде текста к
лубочной картинке) – «Под вечер осенью ненастной» - является одним из ранних лицейских
стихотворений Пушкина (правда, невключённых им в собрание стихотворений)..?

3. № 28 октябрь 2006 г. Жемчужина 3
Ещё несколько примеров забытых авторов: «Тройка мчится, тройка скачет» - стихо-
творение П.А. Вяземского, написанное в 1834 г. Музыку на него писал П. Булахов. «Не шей ты
мне, матушка, красный сарафан» принадлежит перу Н. Цыганова, предшественника Кольцова.
Музыку написал А.Е. Варламов. «Было дело под Полтавой» - слова и музыка И. Молчанова,
управлявшего в 1840-х годах народным хором. Л. Трефолев, совершенно забытый сейчас поэт
некрасовской школы, написал «Песню о Камаринском мужике» (Ах ты, милый друг, голубчик
мой Касьян! Ты сегодня именинник – значит, пьян...»). Детская песенка «Ах попалась птичка,
стой! Не уйдёшь из сети...» написана в шестидесятых годах 19-го века А. Порецким, издателем
первого в России дешёвого народного журнала «Воскресный досуг».
Революционная песня «Вихри враждебные веют над нами» является переводом с польского
(другое её название – «Варшавянка»). Автором польского текста является В. Свенцицкий
(1883). На русский язык её перевёл, сидя в 1897 году в Бутырской тюрьме, старый револю-
ционер Г. Кржижановский.
Вероятно, нет ни одного бывшего студента, который не распевал бы в своё время за
кружкой пива песню - «Из страны, страны далёкой, С Волги-матушки широкой, Ради славного
труда, Ради вольности высокой Собралися мы сюда...». Вероятно, многие помнят до сих пор
весь текст этой песни, заканчивающийся призывом: «Вперёд, вперёд, вперёд!..» Напомним им
(или, может быть, сообщим то, чего не знали), что автором этой любимой песни русской
молодёжи, написанной в 1827 году, является один из пушкинской «стаи славных», Н.М.
Языков, и что на музыку положена она А.С. Даргомыжским (отметим попутно, что Языков
является автором и другой популярной студенческой песни «Нелюдимо наше море», поло-
женной на музыку К. Вильбоа и Э. Направником).
Строфы песни, пользующейся и сейчас исключительной популярностью – «Вечерний звон»
- написаны И.И. Козловым (1779-1840), поэтом-романтиком, последователем Жуковского. Это
стихотворение его, написанное в 1827 году, является вольным переводом из Томаса Мура. Оно
было положено на музыку А. Алябьевым, А. Гречаниновым и др.
Не менее популярна песня «Накинув плащ, с гитарой под полою», написана была в 1830-х
годах беллетристом В.А. Сологубом, в бытность его студентом дерптского университета. Перу
этого же Сологуба принадлежит и знаменитая кавказская песня «Аллаверды», написанная им
по случаю приезда Александра II на Кавказ.
Известную студенческую песню «Быстры, как волны, дни нашей жизни» написал молодой
поэт А.П. Серебрянский, умерший от чахотки в 1838 году в возрасте 28 лет.
Слова знаменитого цыганского романса «Мой костёр в тумане светит» принадлежат Я.
Полонскому.
Знаменитая «Дубинушка» известна в трёх вариантах – В. Богданова, Л. Трефолева и А.
Ольхина. Именно этот последний вариант, с некоторыми изменениями, исполнялся Шаля-
пиным.
Известно, какой популярностью даже заграницей пользуется песня о Стеньке Разине «Из-за
острова на стрежень...» Песня эта сравнительно недавнего происхождения: написана она была
в 1883 году Д.Н. Садовниковым, поэтом и этнографом, автором книг «Загадки русского
народа» и «Сказки и предания Самарского края». Стихотворение его «Из-за острова на
стрежень...» в народной переделке стало одной из самых популярных русских песен.
История песни о «Варяге» - одной из новейших русских песен, относящейся к ХХ веку –
весьма любопытна. Песня начинается словами «Наверх, вы товарищи, все по местам, Послед-
ний парад наступает», и описывает все фазы героического боя «Варяга» с японцами в первый
день русско-японской войны 1904 года. Автором этой песни является некая Е.М. Студенская.
Биографическая справка о ней сообщает несколько неожиданную подробность: подвиг «Варя-
га» 9 февраля 1904 года, – говорится в ней, - произвёл огромное впечатление в разных странах.
Немецкий поэт Р. Грейнц (1864-1942) поместил 25 февраля в одном из немецких журналов
стихотворение, посвящённое гибели русского крейсера. Это стихотворение было перепечатано
в России в «Новом журнале иностранной литературы» в апреле; тут же был помещён русский
перевод, сделанный Е.М. Студенской.
Е. ХОХЛОВ.
Верх наглости: играть одним пальцем «Чижика» и
писать в программе – «Песни балканских славян».

4. 4 Жемчужина № 28 октябрь 2006 г.
укромном уголке сердечного мирка
Мы прячем только самое родное,
Как в книге лепестки засохшего цветка,
Что трогаем задумчиво рукою...
Но нет в них остроты, ни счастья, ни тоски
Давно минувших бурь и потрясений.
Романтику души хранят те лепестки –
Ушедшего причудливые звенья:
Один знакомый жест, смягчённый лаской взгляд,
Одно незабываемое слово...
О самом дорогом они нам говорят.
И бережно их в сердце прячем снова.
О.В. Софонова.
Сборник «Лирная Пристань», Сидней 1984 г.
Только сокровища ума действительны. Ими можно делиться,
ничего не теряя; они даже умножаются, когда ими делятся. Чтобы
приобрести такое богатство, надо трудиться. Демофил.
Сухие листья срывает ветер,
Разбой творится на белом свете.
Душой я рада любой погоде,
Но год текущий уж на исходе. Дул север. Плакала трава
И ветви о недавнем зное,
Что изменил он своим движеньем? И роз, проснувшихся едва,
Свершил ли в сердце преображенье? Сжималось сердце молодое.
К чему стремилась? Искала ль правду?
Тропу торила к какому граду? Стоял угрюм тенистый сад,
Забыв о пенье голосистом;
В молитве ль пылкой свечой горела? Лишь соловьихи робких чад
Добром сподвигла какое дело? Хрипливым подзывали свистом.
Родным и ближним несла ли радость? Прошла пора влюблённых грёз,
Чью утешеньем согрела старость? Зачем ещё томиться тщетно?
Но вдруг один любовник роз
Вопросов много. Ответов нет.
Запел так ярко, беззаветно.
Застили листья весь белый свет.
Летят в забвенье – их не вернёшь. Прощай, соловушко! И я
В глазах прозренье, а в сердце дрожь... Готов на миг воскреснуть тоже,
И песнь последняя твоя
Евгения Гуцева. Всех вешних песен мне дороже...
Россия, д.Горелово.
А. ФЕТ.

5. № 28 октябрь 2006 г. Жемчужина 5
(1800-1844).
Баратынский Евгений Абрамович родился в 1800 году
в Тамбовской губернии, Кирсановского уезда, в селе Вяж-
ле, где у его отца было поместье. Его отец, Абрам Бара-
тынский, был генерал-адьютатнтом Императора Павла, а
мать, - в девичестве Черепанова, - по выходе из института,
состояла фрейлиной при Императрице Марии Фёдоровне.
Мальчику было всего лишь десять лет, когда умер его
отец. Воспитанием ребёнка занялась мать, а также преста-
релый дядька-итальянец по имени Боргезе. Невозможно
было тогда предугадать, какое огромное влияние окажет
этот старик на развитие одарённого ребёнка. Так прошло
два года.
И вот в 1812 году, когда Жене исполнилось двенадцать
лет, его повезли в С.-Петербург, определять в немецкий пансион. Однако, прошло совсем
немного времени, и мальчика перевели в Пажеский корпус. Казалось, лучшего нельзя было
пожелать.
Но через три года, когда Жене было уже 15 лет, он и его товарищи оказались замешанными
в какой-то крупной шалости. За провинность Женю исключили из Пажеского корпуса; более
того, по достижении возраста ему запрещено было поступать на какую-либо службу, так что ни
о какой карьере, кроме военной, мечтать уже не приходилось, и на военной службе, кстати
сказать, ему разрешалось быть только рядовым. Молодой Баратынский был потрясён, в отчая-
нии он едва не наложил на себя руки - только мысль о горячо любимой матери остановила его
от этого страшного шага. Он уехал в деревню.
Только через два года, в 1818 году Баратынский снова вернулся в Петербург. Немало
хлопот потребовалось, чтобы он смог поступить в лейб.-гв. Егерский полк – рядовым, конечно.
Но жизнь в северной столице всё же принесла ему какое-то утешение: Баратынский познако-
мился с Пушкиным и Дельвигом, вошёл в их лицейский кружок, и вот там, в лицейском
кружке, жизнь свела его с Жуковским и Плетнёвым. Пушкин высоко оценил поэзию Баратын-
ского, - его стихотворение «Разуверение» было даже положено на музыку Глинкой.
Как знать, оттого ли, что именно Дельвиг первым открыл творческие способности Баратын-
ского, или оттого что, не предупредив друга, Дельвиг опубликовал в 1819 году его первые
стихи в журналах «Сын Отечества» и «Благонамеренный» и тем самым признал за ним
незаурядное поэтическое дарование, но молодые люди стали близкими, неразлучными друзь-
ями. Так или иначе, но именно Дельвиг побудил Баратынского настойчиво работать, развивать
свой творческий талант...
В 1820 году Баратынского произвели в унтер-офицеры и перевели в Финляндию, где
располагался Нейшлотский полк.
Пять долгих лет провёл Баратынский в Финляндии. Эти годы не прошли для молодого
поэта без следа: дикая северная природа наложила неизбежный отпечаток почти на всё его
творчество, придав стихам оттенок задумчивой грусти.
Вскоре после того, как в 1825 году Баратынского произвели в офицеры, молодой поэт
вышел в отставку и поселился в Москве. Там, в Москве, Баратынский встретил и полюбил дочь
генерала Энгельгардта. Чувство было взаимное, молодые люди обвенчались и зажили своим
домом. Так Баратынский нашёл своё счастье в семейной жизни и, будучи в отставке, занялся
литературой, поэтическим творчеством.
Связи свои с Пушкиным и Дельвигом, а также с Плетнёвым и Жуковским, Баратынский не
терял. Только теперь он познакомился ещё и с другими московскими литераторами – с Хомя-
ковым, Языковым и Киреевским. Но вот Баратынский написал свою первую поэму «Эду», в
которой ярко отразились его впечатления жизни в Финляндии, и кроме того, создал целый ряд
стихотворений. Мог ли он предполагать, что стихи - «Цыганка», «Пиры», «Бал» - прославят его
имя? Затем последовали стихи - «На смерть Гете», «Последний поэт», «Череп», «Последняя

6. 6 Жемчужина № 28 октябрь 2006 г.
смерть». Это была полоса полного расцвета таланта Баратынского, когда он раз и навсегда
определил себя как поэт-лирик.
Ещё при жизни, стихи Баратынского вышли двумя изданиями: одно в 1827 году, другое – в
1835-м. Наконец, в начале 1842 года поэт собрал всё, что было им создано, начиная с 1835 года,
и выпустил сборник под названием «Сумерки».
И только незадолго до своей смерти Евгений Абрамович Баратынский сумел, наконец,
исполнить свою самую заветную мечту – отправиться в путешествие за границу.
Так он провёл зиму 1843 года с женой в Париже, где познакомился со многими знамени-
тыми литераторами Франции. А весной 1844 года чета Баратынских отправилась, морем, в
Италию. На борту судна Евгений Абрамович написал своё последнее, поистине замечательное
стихотворение «Пироскаф». Но увы, к тому времени, когда это стихотворение появилось в
печати в России, Баратынский скоропостижно скончался.
Это случилось в Неаполе. Говорили, что сильное потрясение - внезапная, серьёзная болезнь
его жены, которую Баратынский любил больше собственной жизни – явилось причиной его
смерти. Было поэту всего лишь 44 года от роду.
Евгений Абрамович Баратынский похоронен в Петербурге на Александро-Невском кладби-
ще, рядом с могилами Гнедича и Крылова.
Ушёл поэт. Но осталось его культурное наследие. Перечитывая стихи Баратынского,
невольно поражает в них изящество и лёгкость слога; почти вся его поэзия проникнута
сосредоточенной грустью - так, что невольно выступает образ самого поэта: образ лирика-
философа.
Оценивая незаурядный талант Евгения Абрамовича, Белинский сказал в своё время, что
Баратынский «...По натуре своей призван быть поэтом мысли»...
Т. Н. Малеевская.
У счастливого умирает недруг,
у несчастного – друг.
Дало две доли Провидение Но вы, судьбину испытавшие,
На выбор мудрости людской: Тщету утех, печали власть,
Или надежду и волнение, Вы, знанье бытия принявшие
Иль безнадёжность и покой. Себе на тягостную часть,
Верь тот надежде обещающей, Гоните прочь их рой прельстительный.
Кто бодр неопытным умом, Так доживайте жизнь в тиши
Лишь по молве разновещающей И берегите хлад спасительный
С судьбой насмешливой знаком. Своей бездейственной души.
Надейтесь, юноши кипящие! Своим бесчувствием блаженные,
Летите: крылья вам даны! Как трупы мёртвых из гробов,
Для вас и замыслы блестящие, Волхва словами пробуждённые,
И сердца пламенные сны. Встают со скрежетом зубов,
Так вы, согрев в душе желания,
Безумно вдавшись в их обман,
Проснётесь только для страдания,
Для боли новой прежних ран...
Е.А. Баратынский.
Ты любишь жизнь? Тогда не трать времени зря, так как из времени соткана жизнь.

7. № 28 октябрь 2006 г. Жемчужина 7
ПОСЛАНИЕ К БАРОНУ ДЕЛЬВИГУ
Где ты, беспечный друг? Где ты, о Дельвиг мой,
Товарищ радостей минувших,
Товарищ ясных дней, недавно надо мной
Мечтой весёлою мелькнувших?
Ужель душе твоей так скоро чуждым стал
Друг отлучённый, друг далёкий,
На финских берегах, между пустынных скал,
Бродящий с грустью одинокой?
Где ты, о Дельвиг мой! Ужель минувших дней
Лишь мне чувствительна утрата?
Ужель не ищешь ты в кругу своих друзей
Судьбой отторженного брата?
Ты помнишь ли те дни, когда рука с рукой,
Пылая жаждой сладострастья,
Мы жизни вверились, и общею тропой
Помчались за мечтою счастья?
«Что в славе? Что в молве? На время жизнь дана!» -
За полной чашей мы твердили,
И весело в струях блестящего вина
Забвенье сладостное пили.
И вот сгустилась ночь, и всё в глубоком сне –
Лишь дышит влажная прохлада, -
На стогнах тишина. Сияют при луне
Дворцы и башни Петрограда.
К знакомцу доброму стучится Купидон, -
Пусть дремлет труженик усталый! –
«Проснися, юноша, отвергни, - шепчет он, -
Покой бесчувственный и вялый!
Взгляни! Ты видишь ли: покинув ложе сна,
Перед окном, полуодета,
Томленья страстного в своей душе полна,
Счастливца ждёт моя Лилета..?»
Толпа безумная! Напрасно ропщешь ты!
Блажен, кто лёгкою рукою
Весной умел срывать весенние цветы
И в мире жил с самим собою;
Кто без уныния глубоко жизнь постиг
И, равнодушием богатый,
За царство не отдаст покоя сладкий миг
И наслажденья миг крылатый!
Давно румяный Феб прогнал ночную тень,
Давно проснулися заботы,
А баловня забав ещё покоит лень
На ложе неги и дремоты.
И Лила спит ещё, любовию горят
Младые свежие ланиты,
И, мнится, поцелуй сквозь тонкий сон манят
Её уста полуоткрыты.
И где ж брега Невы? Где чаш весёлый стук?
Забыт друзьями друг заочный...
Исчезли радости, как в вихре слабый звук,
Как блеск зарницы полуночной!
И я, певец утех, пою утрату их,
И вкруг меня скалы суровы,
И воды чуждые шумят у ног моих,
И на ногах моих оковы...
БАРАТЫНСКИЙ.
1820

8. 8 Жемчужина № 28 октябрь 2006 г.
Том 2.
О Русской идее - 1.
Если нашему поколению выпало на долю жить в
наиболее трудную и опасную эпоху русской истории, то
это не может и не должно колебать наше разумение, нашу
волю и наше служение России. Борьба русского народа за
свободную и достойную жизнь на земле – продолжается.
И ныне нам более, чем когда-нибудь, подобает верить
в Россию, видеть её духовную силу и своеобразие, и
выговаривать за неё, от её лица и для будущих поколений
её творческую идею.
Эту творческую идею нам не у кого и не для чего
заимствовать: она может быть только русскою, нацио-
нальною. Она должна выражать русское историческое
И.А. ИЛЬИН 1883-1954 своеобразие и в то же время – русское историческое
призвание. Эта идея формулирует то, что русскому наро-
ду уже присуще, что составляет его благую силу, в чём он прав перед лицом Божиим и
самобытен среди всех других народов. И в то ж время эта идея указывает нам нашу
историческую задачу и наш духовный путь; это, что мы должны беречь и растить в себе,
воспитывать в наших детях и в грядущих поколениях, и довести до настоящей чистоты и
полноты бытия, - во всём, в нашей культуре и в нашем быту, в наших душах и в нашей вере, в
наших учреждениях и законах. Русская идея есть нечто живое, простое и творческое. Россия
жила ею во все свои вдохновенные часы, во все свои благие дни, во всех своих великих людях.
Об этой идее мы можем сказать: так было, и когда так бывало, то осуществлялось прекрасное;
и так будет, и чем полнее и сильнее это будет осуществляться, тем будет лучше...
В чём же сущность этой идеи?
Русская идея есть идея сердца. Идея созерцающего сердца. Сердца, созерцающего свободно
и предметно; и передающего своё видение воле для действия, и мысли для осознания и слова.
Вот главный источник русской веры и русской культуры. Вот главная сила России и русской
самобытности. Вот путь нашего возрождения и обновления. Вот то, что другие народы смутно
чувствуют в русском духе, и когда верно узнают это, то преклоняются и начинают любить и
чтить Россию. А пока не умеют или не хотят узнать, отвёртываются, судят о России свысока и
говорят о ней слова неправды, зависти и вражды.
1 - Итак, русская идея есть идея сердца.
Она утверждает, что главное в жизни есть любовь и что именно любовью строится совме-
стная жизнь на земле, ибо из любви родится вера и вся культура духа. Эту идею русско-славян-
ская душа, издревле и органически предрасположенная к чувству, сочувствию и доброте,
восприняла исторически от христианства: она отозвалась сердцем на Божие благовестие, на
главную заповедь Божию, и уверовала, что «Бог есть Любовь». Русское православие есть хри-
стианство не столько от Павла, сколько от Иоанна, Иакова и Петра. Оно воспринимает Бога не
воображением, которому нужны страхи и чудеса для того, чтобы испугаться и преклониться
перед «силою» (первобытные религии); - не жадною и властною земною волею, которая в
лучшем случае догматически принимает моральное правило, повинуется закону и сама требует
повиновения от других (иудаизм и католицизм), - не мыслью, которая ищет понимания и толко-
вания и затем склонна отвергать то, что ей кажется непонятным (протестантство). Русское
православие воспринимает Бога любовью, воссылает Ему молитву любви и обращается с
любовью к миру и к людям. Этот дух определил собою акт православной веры, православное
богослужение, наши церковные песнопения и церковную архитектуру. Русский народ принял
христианство не от меча, не по расчёту, не страхом и не умственностью, а чувством, добротою,
совестью и сердечным созерцанием. Когда русский человек верует, то он верует не волею и не
умом, а огнём сердца. Когда его вера созерцает, то она не предаётся соблазнительным галлюци-
нациям, а стремится увидеть подлинное совершенство. Когда его вера желает, то она желает не

9. № 28 октябрь 2006 г. Жемчужина 9
власти над вселенною (под предлогом своего правоверия), а совершенного качества. В этом
корень русской идеи. В этом её творческая сила на века.
И всё это не идеализация и не миф, а живая сила русской души и русской истории.
О доброте, ласковости и гостеприимстве, а также и о свободолюбии русских славян сви-
детельствуют единогласно древние источники - и византийские и арабские. Русская народная
сказка вся проникнута певучим добродушием. Русская песня есть прямое излияние сердечного
чувства во всех его видоизменениях. Русский танец есть импровизация, проистекающая из
переполненного чувства. Первые исторические русские князья суть герои сердца и совести
(Владимир, Ярослав, Мономах). Первый русский святой (Феодосий) – есть явление сущей
доброты. Духом сердечного и совестного созерцания проникнуты русские летописи и наста-
вительные сочинения. Этот дух живёт в русской поэзии и литературе, в русской живописи и в
русской музыке. История русского правосознания свидетельствует о постепенном проникнове-
нии его этим духом, духом братского сочувствия и индивидуализирующей справедливости. А
русская медицинская школа есть его прямое порождение (диагностические интуиции живой
страдающей личности).
Итак, любовь есть основная духовно-творческая сила русской души. Без любви русский
человек есть неудавшееся существо. Цивилизующие суррогаты любви (долг, дисциплина, фор-
мальная лояльность, гипноз внешней законопослушности) – сами по себе ему мало свой-
ственны. Без любви – он или лениво прозябает, или склоняется ко вседозволенности. Ни во что
не веруя, русский человек становится пустым существом, без идеала и без цели. Ум и воля
русского человека приводятся в духовно-творческое движение именно любовью и верою.
2 - И при всём том первое проявление русской любви и русской веры есть живое
созерцание.
Созерцанию нас учило прежде всего наше равнинное пространство, наша природа, с её
далями и облаками, с её реками, лесами, грозами и метелями. Отсюда наше неутолимое взира-
ние, наша мечтательность, наша созерцающая «лень» (Пушкин), за которой скрывается сила
творческого воображения. Русскому созерцанию давалась красота, пленявшая сердце, и эта
красота вносилась во всё – от ткани и кружева до жилищных и крепостных строений. От этого
души становились нежнее, утончённее и глубже; созерцание вносилось и во внутреннюю
культуру – в веру, в молитву, в искусство, в науку и в философию. Русскому человеку присуща
потребность увидеть любимое вживе и въяве, и потом выразить увиденное – поступком,
песней, рисунком или словом. Вот почему в основе всей русской культуры лежит живая
очевидность сердца, а русское искусство всегда было – чувственным изображением нечув-
ственно-узренных обстояний. Именно эта живая очевидность сердца лежит и в основе русского
исторического монархизма. Россия росла и выросла в форме монархии не потому, что русский
человек тяготел к зависимости или к политическому рабству, как думают многие на западе, но
потому, что государство в его понимании должно быть художественно и религиозно воплоще-
но в едином лице, - живом, созерцаемом, беззаветно любимом и всенародно «созидаемом» и
укрепляемом этой всеобщей любовью.
3 - Но сердце и созерцание дышат свободно. Они требуют свободы и творчество их без неё
угасает. Сердцу нельзя приказать любить, его только можно зажечь любовью. Созерцанию
нельзя предписать, что ему надо видеть и что оно должно творить. Дух человека есть бытиё
личное, органическое и самодеятельное; он любит и творит сам, согласно своим внутренним
необходимостям. Этому соответствовало исконное славянское свободолюбие и русско-славян-
ская приверженность к национально-религиозному своеобразию. Этому соответствовала и
православная концепция Христианства: не формальная, не законническая, не морализующая,
но освобождающая человека к живой любви и к живому совестному созерцанию. Этому соот-
ветствовала и древняя русская (и церковная, и государственная) терпимость ко всякому инове-
рию и ко всякой иноплемённости, открывшая России пути к имперскому (не «империалисти-
ческому») пониманию своих задач (см. замечательную статью проф. Розова: «Христианская
свобода и древняя Русь» в №10 ежегодника «День русской славы», 1940, Белград).
Русскому человеку свобода присуща как бы от природы. Она выражается в той органи-
ческой естественности и простоте, в той импровизаторской лёгкости и непринуждённости,
которая отличает восточного славянина от западных народов вообще и даже от некоторых
западных славян. Эта внутренняя свобода чувствуется у нас во всём: в медлительной плавности
и певучести русской речи, в русской походке и жестикуляции, в русской одежде и пляске, в
русской пище и в русском быту. Русский мир жил и рос в пространственных просторах и сам
тяготел к просторной нестеснённости. Природная темпераментность души влекла русского
человека к прямодушию и открытости (Святославово «иду на вы»...), превращала его страст-
ность в искренность и возводила эту искренность к исповедничеству и мученичеству...

10. 10 Жемчужина № 28 октябрь 2006 г.
Ещё при первом вторжении татар русский человек предпочитал смерть рабству и умел
бороться до последнего. Таким он оставался и на протяжении всей своей истории. И не
случайно, что за войну 1914 – 1917 годов из 1 400 000 русских пленных в Германии 260 000
человек (18,5 проц.) пытались бежать из плена. «Такого процента попыток не дала ни одна
нация» (Н.Н.Головин). И если мы, учитывая это органическое свободолюбие русского народа,
окинем мысленным взором его историю с её бесконечными войнами и длительным закрепо-
щением, то мы должны будем не возмутиться сравнительно редкими (хотя и жестокими)
русскими бунтами, а преклониться перед той силою государственного инстинкта, духовной
лояльности и христианского терпения, которую русский народ обнаруживал на протяжении
всей своей истории.
О Русской идее - 2.
Итак, русская идея есть идея свободно созерцающего сердца. Однако, это созерцание
призвано быть не только свободным, но и предметным. Ибо свобода, принципиально говоря,
даётся человеку не для саморазнуздания, а для органически-творческого само-оформления, не
для беспредметного блуждания и произволения, а для самостоятельного нахождения предмета
и пребывания в нём. Только так возникает и зреет духовная культура. Именно в этом она и
состоит.
Вся жизнь русского народа могла бы быть выражена и изображена так: свободно созер-
цающее сердце искало и находило свой верный и достойный Предмет. По-своему находило его
сердце юродивого, по-своему – сердце странника и паломника; по-своему предавалось религи-
озному предметовидению русское отшельничество и старчество; по-своему держалось за
священные традиции Православия русское старообрядчество; по-своему, совершенно по особо-
му вынашивала свои славные традиции русская армия; по-своему же несло тягловое служение
русское крестьянство и по-своему же вынашивало русское боярство традиции русской право-
славной государственности; по-своему утверждали своё предметное видение те русские пра-
ведники, которыми держалась русская земля и облики коих художественно показал Н.С.
Лесков. Вся история русских войн есть история самоотверженного предметного служения Богу,
Царю и отечеству; а, напр., русское казачество сначала искало свободы, а потом уже научилось
предметному государственному патриотизму. Россия всегда строилась духом свободы и пред-
метности, и всегда шаталась и распадалась, как только этот дух ослабевал, - как только
свобода извращалась в произвол и посягание, в самодурство и насилие, как только созерца-
ющее сердце русского человека прилеплялось к беспредметным или противопредметным
содержаниям...
Такова русская идея: свободно и предметно созерцающая любовь и определяющаяся этим
жизнь и культура. Там, где русский человек жил и творил из этого акта, - он духовно осуще-
ствлял своё национальное своеобразие и производил свои лучшие создания - во всём: в праве и
в государстве, в искусстве и в науке, в хозяйстве и в семейном быту, в церковном алтаре и на
царском престоле. Божии дары – история и природа – сделали русского человека именно таким.
В этом нет его заслуги, но этим определяется его драгоценная самобытность в сонме других
народов. Этим определяется и задача русского народа: быть таким со всей возможной полнотой
и творческой силой, блюсти свою духовную природу, не соблазняться чужими укладами, не
искажать своего духовного лица искусственно пересаживаемыми чертами и творить свою
жизнь и культуру именно этим духовным актом.
Исходя из русского уклада души, нам следует помнить одно и заботиться об одном: как бы
нам наполнить данное нам свободное и любовное созерцание настоящим предметным содержа-
нием; как бы нам верно воспринять и выразить Божественное – по-своему; как бы нам петь
Божьи песни и растить на наших полях Божьи цветы... Мы призваны не заимствовать у других
народов, а творить своё и по-своему; но так, чтобы это наше и по-нашему созданное было на
самом деле верно и прекрасно, т.е., предметно.
Итак, мы не призваны заимствовать духовную культуру у других народов или подражать
им. Мы призваны творить своё и по-своему: - русское, по-русски.
У других народов был издревле другой характер и другой творческий уклад: свой особый –
у иудеев, свой особый – у греков, особливый у римлян, иной у германцев, иной у галлов, иной у
англичан. У них другая вера, другая «кровь в жилах», другая наследственность, другая приро-
да, другая история. У них свои достоинства и свои недостатки. Кто из нас захочет заимствовать
их недостатки? – Никто. А достоинства нам даны и заданы наши собственные. И когда мы
сумеем преодолеть свои национальные недостатки, - совестью, молитвою, трудом и воспита-

11. № 28 октябрь 2006 г. Жемчужина 11
нием, - тогда наши достоинства расцветут так, что о чужих никто из нас не захочет и
помышлять.
Так, например, все попытки заимствовать у католиков их волевую и умственную культуру
– были бы для нас безнадёжны. Их культура выросла исторически из преобладания воли над
сердцем, анализа над созерцанием, рассудка над всей его практической трезвости над совестью,
власти и принуждения над свободою. Как же мы могли бы заимствовать у них эту культуру,
если у нас соотношение этих сил является обратным? Ведь нам пришлось бы погасить в себе
силы сердца, созерцания, совести и свободы или, во всяком случае, отказаться от их преобла-
дания. И неужели есть наивные люди, воображающие, что мы могли бы достигнуть этого,
заглушив в себе славянство, искоренив в себе вековечное воздействие нашей природы и
истории, подавив в себе наше органическое свободолюбие, извергнув из себя естественную
православность души и непосредственную искренность духа? И для чего? Для того, чтобы
искусственно привить себе чуждый нам дух иудаизма, пропитывающий католическую куль-
туру, и далее - дух римского права, дух умственного и волевого формализма и, наконец, дух
мировой власти, столь характерный для католиков..? А в сущности говоря, для того, чтобы
отказаться от собственной, исторически и религиозно заданной нам культуры духа, воли и
ума: ибо нам не предстоит в будущем пребывать исключительно в жизни сердца, созерцания и
свободы, и обходиться без воли, без мысли, без жизненной формы, без дисциплины и без
организации. Напротив, нам предстоит вырастить из свободного сердечного созерцания – свою,
особую, новую, русскую культуру воли, мысли и организации. Россия не есть пустое вместили-
ще, в которое можно механически, по произволу, вложить всё, что угодно, не считаясь с
законами её духовного организма. Россия есть живая духовная система, со своими истори-
ческими дарами и заданиями. Мало того, - за нею стоит некий божественный исторический
замысел, от которого мы не смеем отказываться и от которого нам и не удалось бы отречься,
если бы мы даже того и захотели... И всё это выговаривается русской идеей.
Эта русская идея созерцающей любви и свободной предметности – сама по себе не судит и
не осуждает инородные культуры. Она только не предпочитает их и не вменяет себе в закон.
Каждый народ творит то, что он может, исходя из того, что ему дано. Но плох тот народ,
который не видит того, что дано именно ему, и потому ходит побираться под чужими окнами.
Россия имеет свои духовно-исторические дары и призвана творить свою особую духовную
культуру - культуру сердца, созерцания, свободы и предметности. Нет единой общеобязатель-
ной «западной культуры», перед которой всё остальное – «темнота» или «варварство». Запад
нам не указ и не тюрьма. Его культура не есть идеал совершенства. Строение его духовного
акта (или вернее – его духовных актов) может быть и соответствует его способностям и его
потребностям, но нашим силам, нашим заданиям, нашему историческому призванию и душев-
ному укладу оно не соответствует и не удовлетворяет. И нам незачем гнаться за ним и делать
себе из него образец. У Запада свои заблуждения, недуги, слабости и опасности. Нам нет
спасения в западничестве. У нас свои пути и свои задачи. И в этом смысл русской идеи.
Однако, это не гордость и не самопревознесение. Ибо, желая идти своими путями, мы
отнюдь не утверждаем, будто мы ушли на этих путях очень далеко или будто мы всех
опередили. Подобно этому мы совсем не утверждаем, будто всё, что в России происходит и
создаётся, - совершенно, будто русский характер не имеет своих недостатков, будто наша куль-
тура свободна от заблуждений, опасностей, недугов и соблазнов. В действительности мы
утверждаем иное: хороши мы в данный момент нашей истории или плохи, мы призваны и
обязаны идти своим путём, - очищать своё сердце, укреплять своё созерцание, осуществлять
свою свободу и воспитывать себя к предметности. Как бы ни были велики наши исторические
несчастия и крушения, мы призваны самостоятельно быть, а не ползать перед другими;
творить, а не заимствовать; обращаться к Богу, а не подражать соседям; искать русского
видения, русских содержаний и русской формы, а не ходить в кусочки, собирая на мнимую
бедность. Мы Западу не ученики и не учителя. Мы ученики Богу и учителя себе самим. Перед
нами задача: творить русскую самобытную духовную культуру – из русского сердца, русским
созерцанием, в русской свободе, раскрывая русскую предметность. И в этом - смысл русской
идеи.
<15-го февраля 1951 г.> И.А. Ильин.
Доброму – добрая память.

12. 12 Жемчужина № 28 октябрь 2006 г.
Честное моё человеческое...
Ровный глуховатый голос завораживает, втягивая в глубь событий тех далёких лет. Я
внимательно слушаю Евгения Кирилловича Кохана, понимая, что, каждый раз, мысленно
возвращаясь в детство, он вновь и вновь переживает пройденное...
Ему было всего 7 лет, когда немецкие войска вошли в село Сураж. Факелами вспыхнули
дома тех, у кого родные и близкие были в партизанских отрядах. Самих же жителей, проведя
через тюрьмы Суража и Брянска, отправили в концлагерь в город Дершау (Польша), который
стал местом тяжёлых испытаний на долгие три года.
Их взяли троих: маму, сестру и его - маленького, худенького мальчишку.
Концлагерь... двухэтажный барак, на полу которого разбросано сено – подстилки. Евгений
Кириллович хорошо помнит бесконечно-сосущее чувство голода от пустой баланды и кусочка
хлеба, и электрическую печь, уносящую ежедневно 50 человеческих жизней и сделавшую его и
сестру сиротами.
Так остались одни два маленьких человечка в брезентовых робах, деревянных башмаках и
номерами на спинах. Его номер был «27». Взрослым же цифровое клеймо выжигали раскалён-
ной проволокой, запрещая кричать от боли под страхом смерти.
Там мучили детей и взрослых - Ах, как хотелось из барака,
Пытали, в ход пустив штыки. Где крысы рыскали в углах,
И свежий воздух – даже воздух! – На фрицев кинуться в атаку
Нам выдавали, как пайки... В своих проклятых кандалах...
1945 год... Русские войска вошли в Польшу. Но никто из заключённых не знал, чем
закончится их страшная трёхлетняя эпопея.
Это была поздняя ночь перед жестокой расправой. Тихий шёпот разбудил ребёнка:
- Женя, подползи ко мне! – еле слышно подозвал старик, сосед по бараку. – Слушай меня
внимательно: завтра будут уничтожены все уздники концлагеря; постарайся спрятаться сам и
помоги своей сестре...
«Я подполз к сестре и, подтолкнув к стене, засыпал её остатками соломы. А сам вернулся
на место... как вдруг неожиданно взрывным осколком снаряда выбило окно, сразив намертво
стоящего напротив немца. Я подполз к лежащему трупу и забрался под его шинель. Так проле-
жал весь день, слыша прощальные крики, вопли, стоны...
А потом наступила тишина. Я выбрался из своего страшного укрытия. В бараке было
пусто. Осторожно вышел на улицу, но и там никого не было, только вдали было видно, как шли
наши танки. Сделав подкоп, вышел к ним навстречу.
Мы вернулись в опустевший лагерь. Из пяти тысяч заключённых – в живых осталась
маленькая кучка измученных людей, включая и мою сестру...
- Честное моё человеческое, всё так и было! – продолжал свой рассказ Евгений Кирилло-
вич. – Домой вернулись на заросшее пепелище и сиротство, пустоту которого я пронёс через
всю жизнь...»
Стреляли в нас. Нас жгли, бомбили. Нам снились солнечные дали
А нам расти бы, да расти... Без боли, пепла, без войны...
Ну что ж вы, лебеди, забыли И не могли мы наглядеться
На крыльях счастье принести? На сень лесов, на ширь полей...
А мы вас ждали, долго ждали, Война, война, отдай нам детство!
Не зная за собой вины. Верни прекрасных лебедей!
Кохан Е.К. – член Союза Писателей России. Его детские стихи знают и читают, улыбаясь и
грустя вместе с ним. Серьёзными становятся детские лица, когда он приходит на встречи в
школы и библиотеки; внимательно слушает притихшая аудитория; они верят каждой строчке
его поэзии...
А это – большое счастье для поэта.
Ирина Лобода.
И правда тонет, коли Хабаровск.
золото всплывает.

13. № 28 октябрь 2006 г. Жемчужина 13
НЕ УБЕРЁГ КРАСУ...
Зимний лес
притих, как спящий улей.
И когда нахлынет в сердце грусть,
С высоты усталою косулей
Тычется метелица мне в грудь.
Будто здесь,
в извечном царстве сказки,
Выжженной жестоко тут и там,
Не хватает ей душевной ласки,
Как природы не хватает нам.
А быть может, хочется такую
Красоту открыть моим глазам,
По которой вечно я тоскую,
Но её не уберёг я сам... Евгений КОХАН.
Поэзия А.А. Чернышёва.
Андрей Чернышёв родился в 1907 г. в Саратове,
в семье купцов старообрядцев. Христианское воспи-
*** тание и его приверженность к церкви явились при-
чиной многих лишений и жизненных трудностей.
В беспамятстве от тайного угара, Прошёл войну, затем путешествовал по стране.
В чаду безумных и мучительных страстей, Умер в Ашхабаде в 1977 г.
Действительность – кошмарнее кошмара,
И бытие – могильной тьмы темней. ***
Как море тёмное кипит отрава На береге Южного Буга,
Всесильной, но бесплодной суеты, В чужом неуютном краю,
Могущества людской неправоты, Я вспомнил, как лучшего друга,
Слепых страданий и бесчестной славы... Красавицу-Волгу мою.
Повсюду злобные преграды Я вспомнил быстрины и мели,
Для радостной сердечной тишины. И золото чистых песков,
И совесть шаткая в неволе безотрадной И вешние ночи, и трели
У прихотей, лишённых глубины... Влюблённых пернатых певцов.
А ВЕЧНОСТЬ смотрит в очи, как чужая Я вспомнил ветвей трепетанье
И безучастная к болезненным мечтам; В струях полноводной реки,
Дороги к ней не знает воля злая, И ночи весенней мерцанье,
Чужд МИР ИНОЙ невидящим сердцам. И томную ласку луны.
И мечутся желанья, словно волны, И всё, чем жила и дышала
Невольницы изменчивых ветров, Беспечности юной пора,
И разбиваются бесплодно и безвольно Так близко и дорого стало,
У скал чужих пустынных берегов. Как будто ушло лишь вчера.
И лишь когда молитвы миг летучий В объятиях чуждой природы
Касается души своим крылом, Мне стали понятными вновь
Мерцает тайный СВЕТ сквозь мрак могучий Безбрежная радость свободы,
И говорит о НЕЗЕМНОМ... А.А.Ч. К безбрежным просторам любовь.
(Ст. Затишье, Одесс. обл.) А.А.Ч.
Зачем ты мучаешь меня, Но слёзы на твоих глазах -
Моля глазами о пощаде? В тебе мне брата показали,
Ведь, разве люди – ты и я? И силу злобную в руках
Мы – демоны в кровавом аде!.. Рукой невидимой связали...
В твоих товарищах, в тебе – Как жить в жестоком мире этом,
Своих врагов я должен видеть, Чтоб не тонуть в людской крови?
Вас... не узнавши... ненавидеть, Каким путём идти за СВЕТОМ
И беспощадным быть в борьбе. Неиссякаемой ЛЮБВИ..?
Зачем ты мучаешь меня,
Моля глазами о пощаде?
Ведь, разве люди – ты и я?
Мы – демоны в кровавом аде!.. А.А.Ч.

14. 14 Жемчужина № 28 октябрь 2006 г.
(рассказ)
Моего приятеля-архитектора, Василия Сергеевича Кузнекова, выбрали директором лите-
ратурно-артистического кружка в Москве.
Артисты его все знали и любили за его весёлый нрав, твёрдость характера и дородную
внешность. У Кузнекова был приятель и друг - композитор Юрий Сатковский. Такие были
друзья закадычные, что водой не разольёшь...
Москва жила: театралов много, артистов тоже; писателей, поэтов, художников - всего
много. После 12-и часов ночи, когда закроются театры, кружок был полон гостей. Ужин, дру-
жеская беседа, певцы, актёры, актрисы, словом, жизнь лилась. Лилось и вино, играли чувства...
В новом изящном фраке, при белом галстуке, явился серьёзный, с таким же серьёзным
лицом, новый директор Василий Сергеевич. В этот вечер он был впервые дежурным старши-
ной. Многие поздравляли его с назначением; был ужин, за столом сидели и другие директора
кружка, артисты - Сумбатов-Южин, Рыбаков, Правдин, Климов, Бакшеев, словом, много
народу. Поздравляли нового директора. На столе – холодный поросёнок и водка, потом шам-
панское; ужины в кружке шли долго – «не скоро пили предки наши...».
Ровно в 3 часа ночи приехал Юрий Сергеевич Сатковский. Директор Кузнеков, увидев
друга, на радостях расцеловался с ним. Шёл пир – холодная водка, балык, грузди, семга... чего
только не было! Но Василий Сергеевич посмотрел на часы и сказал Юрию Сергеевичу:
- Ты меня извини, Юрий: уже десять минут четвёртого, я должен тебя оштрафовать на три
рубля.
- За что?
- Правило: после трёх часов ночи вход для гостей закрыт.
- А ты не можешь снять с меня штраф? – спросил Сатковский.
- И рад бы, да не могу: я – директор.
- Хорошо, - согласился композитор, - я уплачу...
Встал и ушёл. Уплатил штраф. Но в штрафной книге написал: - «Плачу три рубля в удосто-
верение того, что директор Кузнеков дурак». При этом расписался полностью.
Кузнеков, уже уходя, с компанией, наскоро подошёл к кассе. Кассир дал ему штрафную
книгу. Кузнеков подписал: - «Скрепил, директор Кузнеков», и уехал со своей компанией гулять
дальше.
Прошло несколько дней. Было назначено очередное заседание директоров кружка. Предсе-
дателем был князь Александр Иванович Сумбатов – артист Южин. Поэт Брюсов, тоже дирек-
тор, говорит на собрании:
- Не в порядке дня должен сообщить, что шнуровая штрафная книга испорчена и дирекции
кружка нанесено оскорбление в лице директора Кузнекова.
Брюсов подал книгу Василию Сергеевичу. Тот прочитал, побледнел и рот сделал дудкой...
- Ах, какая скотина! – воскликнул он. – Вот животное!
- Да ведь, вы «скрепили», - заметил не без ехидства Брюсов.
- Да я его к барьеру! – закричал Кузнеков.
Директора успокаивали. Неприятно то, что эта книга, штрафная, поступит в Проверочную
Комиссию, а потом в Опекунский Совет об отчислении благотворительного сбора и т.д. – то
есть, все будут читать.
- Нельзя ли это.., - говорил, волнуясь, добрый председатель-Сумбатов, - ну, как-нибудь это
уничтожить? Ну, попросить Юрия Сергеевича, чтобы он поправил журнал, чтобы не так
заметно...
За «неблаговидный поступок» исключить из кружка Сатковского не могли, так как дирек-
тор сам подтвердил правильность его записи. Василий Сергеевич ходил мрачнее тучи.
- Вася, - говорил ему приятель Коля Курин, - неужели ты можешь застрелить Юрия на
дуэли? Подумай!
- Как собаку!
Но дуэль – не так-то просто: секундантов много, но никто не идёт. Обедают, пьют водку, а
потом говорят Кузнекову:
- Ты сам скрепил.
- Никак нельзя секундантов найти...
- Теперь я понял, что такое «друзья»! – говорил Кузнеков. По бороде Авраам, а по
- Да вот, секундантов нет! делам – хам.
- Да ведь, ты же скрепил его запись! – опять говорят ему.